Почему Бог выбрал эту обезьяну - свящ. Антоний Лакирев

он прибегал к племени и яростной мешаниной слов и жестов зазывал всех погнаться за проходившим мимо стадом то мамонтов, то каких-то нелепых полосатых лошадей. Руками он показывал, как велики мамонты, говорил о том, как они близко, а ноги его приплясывали, как будто ему срочно нужно в кустики. Кракк всегда боялся, что Тыгг сагитирует племя уйти на охоту, а сам сожрет все запасы. Однажды Кракк сказал Тыггу об этом, но тот только ухмыльнулся: «Где ты тут видишь запасы?» Возразить было нечего: племя и в самом деле жило впроголодь. А когда племя, за исключением детей, собиралось идти за мамонтами, Тыгг «вдруг» ударялся о камень, падал, выл и — оставался дома охранять детей. Поначалу Кракк, только недавно возглавивший племя, верил ему и уделял часть добычи — если вообще доставалась какая-то добыча. После пятого обмана Кракк не перестал давать Тыггу пищу — его женщина и дети не виноваты в том, что Тыгг таков. Но доля становилась все меньше, и все чаще Кракк, уверенный в своей правоте, поколачивал Тыгга.

Когда юмби достигли океана, с едой стало полегче. Конечно, ничто не сравнится с антилопами, которых охотники юмби добывали в степи на севере. Антилопы особенно хороши, если пару часов подержать их в океане. Но ежедневно добываемые моллюски тоже украшали жизнь, буквально спасая племя в дни, когда охота была неудачной. Кракк в это время перестал верить призывам Тыгга и, отправляясь с мужчинами на охоту, поручал ему делать рубила, собирать моллюсков или разбросанные по берегу куски древесины для костра. И всякий раз Тыгг приходил с пятью-шестью устрицами или двумя тоненькими веточками, а его рубила потом приходилось доделывать кому-нибудь из мужчин, а то и женщин, если у них хватало силы.

С тех пор, как последнее встреченное юмби враждебное племя осталось далеко позади, они вспоминали родину все реже и реже, а сами воспоминания все меньше включали в себя голод и страх — только тепло, сочную редьку (здесь ее не водилось) и газелей. «А кто такие газели?» — спрашивал у Кракка его сын. «Это такие маленькие желтые антилопы, с тебя ростом и очень вкусные, — отвечал Кракк. — А может, синие, как океан. И мягкие, как устрица».

Когда Тыгг стал предком, его сын Эгга стал мужчиной. Кракку очень не хотелось проводить черту на его лбу в знак вступления во взрослое племя, но его мать была сестрой Уллу, старшей женщины племени… Женщины поговорили с Имму, женщиной Кракка, и вождь сдался. Вечером того дня он спросил Имму: «Кто у юмби вождь — я или Уллу?» Она только улыбнулась: «А ты сомневаешься?»

На самом деле, Кракк был прав: Эгга был не лучше своего отца. Попытки Кракка говорить ему о том, что нужно делать то, что нужно делать, наталкивались на его нагловатую ухмылку, как волна на утес. Кракк пытался вразумить его кулаками, но Эгга только уворачивался и спрашивал: «А почему? Почему я должен тебя слушать? Почему я должен идти за дровами?» А потом Кракк тоже стал предком.

На третий день после смерти Кракка (он не успел вовремя уйти из стойбища, и его пришлось уносить), незадолго перед рассветом Эгга проснулся с криком ужаса, разбудив все племя. Так бывает: то одному, то другому из юмби приснится какой-нибудь леопард или бырры… Необычным было то, что когда Шофа, новый вождь, отправился с мужчинами на охоту, Эгга пошел с ними. И на другой день тоже. Шофа отправил его собирать дрова — и Эгга принес громадную охапку, которой должно было хватить надолго. И на закате еще успел сбегать за устрицами, причем не слопал все сам, а раздал (ну, на самом деле, раздал Шофа, но это неважно).

Когда, наконец, Шофа спросил его, почему он стал другим, Эгга рассказал племени, что в ту ночь ему приснился Кракк и сказал: «Эгга, все, кто стал предками, уходят обратно. И я сейчас на Туркане. А Тыгг не смог прийти сюда. Старый Фарр, который вывел нас отсюда на север, не пустил его, потому что Тыгг — сволочь. И если ты будешь таким же, я буду бить тебя каждую ночь и не пущу к Туркане, когда ты умрешь».

Когда Шофа стал предком (теперь юмби говорили «ушел на Туркану»), вождем стал Эгги. Всем подросткам он рассказывал эту историю, и она обросла такими душераздирающими подробностями, что парни запоминали ее навсегда. Вскоре юмби вовсе забыли, что такое обман…

На мой вкус, «проявления религиозности», даже самые сомнительные, появляются намного позже того времени, когда пути обеспечения социального доверия уже должны были быть найдены. К тому же я не склонен считать то, что люди называют религиями, однородным феноменом. Так или иначе, из многочисленных гипотез о возникновении некоторых религий эта — не самая убедительная, но кто знает?

ж. Соседи и инбридинг

Для численности человеческих групп существуют естественные пределы. При достаточном количестве ресурсов группы, конечно, могут позволить себе расти. Однако рано или поздно растущая группа рискует превратиться в хаотическую толпу, где каждый знаком лишь с ограниченной частью лиц. Механизмы социального доверия, которые критически важны и для развития мозга, и для выживания группы, при этом постепенно перестают работать. Наступает хаос, и члены такой группы сильно страдают от стресса — да и от драк тоже…

Кроме того, более крупная группа требует больше еды, а для этого нужна большего размера территория. Но территория ограничена не только количеством ресурсов на ней: люди не могут обойти слишком большую территорию за ограниченное время. Чем больше территория, тем больше времени будет затрачиваться на добычу ресурсов (и тем больше энергии потратят добытчики). При численности около сотни человек такая стратегия становится невыгодной, особенно если учесть, что чем больше территория, тем труднее защищать ее от голодных соседей. Следовательно, в группе должны существовать механизмы сепарации и ограничения роста группы. Наиболее вероятный вариант — появление претендента на роль вожака, который не смещает прежнего, а уводит за собой часть соплеменников.

Существование людей в отдельных друг от друга небольших группах обусловлено еще одной важнейшей популяционной задачей: это избегание близкородственного скрещивания. В каждой группе рождается примерно поровну мальчиков и девочек. Но если они вступают в брак между собой — а куда им деваться, если рядом нет других? — через два-три поколения, если не раньше, наступит вырождение и группа погибнет. Избегание инбридинга (близкородственного скрещивания) характерно для многих социальных животных, в том числе приматов, и обеспечивается разными физиологическими механизмами. Те, у кого эти механизмы работали ненадежно, давным-давно стали окаменелостями. Хотя бы часть женщин должна приходить (добровольно или нет) из других групп. Значимость этого немного снижается только тогда, когда становится возможным оседлый образ жизни больших групп людей, то есть после появления сельского хозяйства.

Таким образом, желательно, чтобы другие группы людей жили на не слишком большом расстоянии от вашей: вы не побежите за невестой из Центральной Африки в Индию. Территории таких соседних групп не обязательно должны соприкасаться (тем более что это чревато «пограничными» конфликтами), но соседям нужно хотя бы примерно представлять, куда идти за женщинами. Мы уже упоминали, что для большинства групп характерна патрилокальность: мужчины остаются в своей группе, а женщины уходят в другие. До 20 в. так было практически всегда.

Все это — богатое поле для романтических сюжетов. Похищение невесты… Обмен девушками между племенами в полнолуние… Нападение на женщину в лесу и погоня… Героическая поимка буйвола, чтобы выкупить невесту у соседского вождя-скупердяя… Побег красотки вслед за уходящим в зарю племенем возлюбленного… На протяжении последнего миллиона лет это повторялось миллионы раз и в буквальном смысле старо, как мир.

Если же попытаться приблизиться к реальности, в эту картину нужно добавить еще некоторые детали. Во-первых, собственно любовь. Точнее, влюбленность — это не то же самое, что любовь, между прочим —